Молчать и дальше было просто глупо. И так понятно, что ничего хорошего из разговора не вышло. Так что ошибся Зыкин: не будет у них ни взаимопонимания, ни совместных действий, ни хрена. Как он, собственно, и предполагал.

– Эти «дезертиры», майор, приняли бой в воскресенье на рассвете! И не потому ли ты до сих пор жив, что они первый удар на этом направлении сдержали? И еще один на следующий день. Так что заткнись. Я своих бойцов оскорблять не позволю.

– Да ты… – Выпучив глаза, кавалерист схватился за кобуру, но на его руку решительно легла ладонь того самого особиста-мамлея, которому он приказывал арестовать комбата:

– Погодите, товарищ майор. А что вы думаете, товарищи?

Вопрос адресовался остальным командирам. По старшинству первым заговорил танкист:

– Майор Игнатьев. Сложно сказать. Про роту лейтенанта Иванова товарищ капитан все верно сказал, позавчера их как раз в тот самый квадрат и отправили. Из нашей дивизии ребята, 6-й мехкорпус. Да и с командиром последнего уцелевшего танка я парой слов перебросился, тоже знакомый хлопец. Он все подтвердил и очень товарищем капитаном восхищался. Мол, ежели б не он, пожгли бы всех без толку, а так удалось и урон противнику нанести, и трофеи захватить. Да и Илью я лично знал, грамотный был командир, такого на мякине не проведешь и просто так приказ нарушить не заставишь. Так что не знаю даже. Хотя предложение ваше, товарищ Минаев, крайне, гм, странное. Все вроде бы верно излагаете, но как же так – не выполнить приказ, прекратить продвижение, встать в оборону… не знаю даже. Контрудар – на то и контрудар, чтобы вражеский клин, в нашу оборону вбитый, срезать под самый корешок, тем самым как раз таки противника и окружив. Тут нужно сперва со штабом корпуса, если не армии, как мне думается, говорить, а уж после что-то решать. Да и вообще, вас послушать, так получается, будто вы наперед знаете, что да как сегодня-завтра происходить будет.

– Ну, а я о чем?! – подал голос кавалерист. – Да засланный он, панику разводит! И окружение у него вот-вот случится, и котел, и отступление аж сразу двух армий… провокатор хренов! Расстрелять и забыть!

– А связь у вас есть? – спокойно проигнорировав реплику майора, осведомился Кобрин. – Не только со штабом, но и с остальными соединениями хотя бы в пределах дивизии? Как взаимодействие собираетесь обеспечивать? И самое главное, вы вообще уверены, что в штабе хотя бы примерно представляют истинное положение вещей на фронте? Очень сомневаюсь. А ваши собственные тылы? Которые немцы который день со всем усердием бомбят. Боеприпасы и горючее где брать собираетесь? Молчите, товарищ майор? Вот в том-то и дело. Ну, а приказ? Один раз я его уже нарушил, когда за несколько часов до начала артобстрела вывел батальон из расположения, чем спас от неминуемой и бессмысленной гибели 700 человек. И после я тоже как-то без приказа сверху воевал, и неплохо, смею надеяться. Вон, и танкисты, и пограничники подтвердят. Потому скажу так: арестовать меня мои бойцы не дадут, даже не надейтесь. Поступайте, как считаете нужным, единственная просьба – окажите помощь моим раненым, у нас с медициной совсем туго, бинтов, и тех почти нет, и поделитесь боеприпасами, а то одни трофеи остались. Хотя бы патронами к пулеметам и ручными гранатами. Снаряды к танковой пушке тоже не помешают. Мы займем оборону, где я предлагал, и продержимся, сколько сумеем.

– Верно говорю, товарищ лейтенант госбезопасности? – Сергей с ироничной усмешкой взглянул на спокойно слушающего его Зыкина. Кто-то, помнится, уверял его, что не нужно сомневаться, мол, послушают, никуда не денутся. Вот и послушали. Не нужно было ему вовсе этот разговор затевать. Но ведь хотелось-то как лучше! С такими силами – особенно если через несколько часов и на самом деле еще войска подойдут – вполне можно удержать дорогу и не дать фрицам с ходу захватить Волковыск. Шансов, конечно, не слишком много, но если не позволить замкнуть колечко тут, то и судьба всего Минского котла может оказаться совсем иной. А это, на секундочку, три сотни тысяч попавших в окружение бойцов и тысячи единиц техники! Но – не получилось, увы…

– Погоди, Степаныч, не горячись, – легонько кивнув товарищам, особист выступил вперед. – Товарищи командиры, прошу вас выслушать меня, не перебивая. Мою личность могут подтвердить лейтенант государственной безопасности Антюфеев и сержант Ищенко, которые знают меня не первый год. Во-первых, я однозначно подтверждаю все факты, касающиеся боевого пути батальона, поскольку являюсь их непосредственным участником.

Особист перевел взгляд на майора-танкиста:

– Теперь, во-вторых… вот вы, товарищ майор, сказали, что товарищ комбат будто заранее знает, как станут развиваться события. Это не совсем так. Просто у нас имеются подтвержденные разведданные о том, что противник планирует действовать именно так, как доложил товарищ Минаев, – только Сергей знал, чего ему стоило в этот момент если не рассмеяться, что было бы уж вовсе идиотизмом, то как минимум не выдать себя гримасой безмерного удивления. Блин, Витька что, совсем мозгами поехал?! Какие еще на хрен разведданные?! Да еще и подтвержденные?! Он же сейчас подставляется так, что вовек не отмыться! Да за подобное ему без второго слова трибунал светит!

А контрразведчик, скользнув по его лицу быстрым взглядом, меж тем продолжал говорить спокойным, уверенным голосом:

– Информация, которую я получил лично при допросе захваченного нашей разведкой военнопленного. Товарищ капитан, дайте мне, пожалуйста, карту. – Подойдя к комбату, Зыкин взял у него карту, на которой Сергей заранее набросал примерное направление немецких ударов и пути отступления наших войск. Незаметно подмигнув товарищу, контрразведчик неожиданно торопливо прошептал: – Степаныч, думай обо мне что угодно, но я тебе верю, как себе. Вот только, ежели ты мне не объяснишь, кто ты на самом деле – честное слово, обижусь. Понял меня, капитан? Все одно помирать скоро, так хоть пойму, отчего старый товарищ Ванька Минаев, с которым мы не далее как на прошлой неделе поллитра спирту раздавили, вдруг пить разучился. Но при этом воюет, будто академию Генштаба закончил, и все планы противника на несколько дней наперед знает. Вот так-то, товарищ комбат.

Обернувшись к мрачным командирам, Зыкин, как ни в чем не бывало, продолжил:

– И потому я предлагаю вам, товарищи, все же более серьезно отнестись к предупреждению товарища Минаева. Кроме того, я полностью согласен с товарищем капитаном относительно ненадежной связи. И потому выслал навстречу нашим войскам в качестве делегатов связи разведывательную группу на двух мотоциклах. Возможно, у них уже есть какие-то новые данные, поступившие из штаба фронта или выше. Ситуация сейчас крайне сложная; кроме того, нельзя исключить провокаций со стороны гитлеровской разведки, поскольку противником захвачено множество радиостанций вместе с соответствующими шифрами и кодовыми фразами. Да, и вот еще что, товарищи командиры: с боем прорываясь на соединение с регулярными частями Красной Армии, мы уничтожили два моста, в том числе один железнодорожный. Надолго это противника, разумеется, не задержит, но вполне вероятно изменение направления движения его передовых частей. Пленный, о котором я уже говорил, подтвердил, что сводная мехгруппа разделилась. Меньшую ее часть мы уничтожили сегодня на рассвете вместе с транспортом, основная же, вероятнее всего, движется нам навстречу. Уже одно только это означает изменение первоначальных планов противника. Это я к вопросу о том, что в штабе, вероятнее всего, и на самом деле не знают об истинном положении вещей. А сейчас попрошу ознакомиться с картой…